Проведение сложных хирургических манипуляций — один из профилей стоматологической сети «Юнидент». Клиника на Чистых прудах имеет собственное отделение со стационаром и возможностью седации или общего наркоза. Это позволяет провести больший объём лечения за один раз и улучшить процесс регенерации. Мы поговорили с главным врачом клиники хирургом-имплантологом Игорем Алексеевичем Аверьяновым о том, за счёт чего врачам удаётся обеспечивать высокий уровень хирургического лечения.
— Что самое важное в современной хирургической стоматологии?
Игорь Алексеевич Аверьянов: В основу я бы поставил навыки и клинический опыт врачей, особенно хирургов, и главное — их желание расти и работать в команде. Часто бывает, что врач, замыкаясь в своей специализации, не хочет развиваться в смежных областях. Но у нас междисциплинарный подход. Это сложно, потому что сотрудники разные, и нужно создать такие условия труда, чтобы люди работали здесь долго. Большая часть врачей всё-таки сознательные люди, и они понимают, что у нас есть команда, технологии и ресурсы.
Командное взаимодействие позволяет грамотно использовать время. А технические возможности — решать любые, в том числе самые сложные, хирургические задачи.
У нас единые стандарты, транслируемые на все клиники сети. Это нужно в первую очередь для того, чтобы не было разночтений, разногласий в применении методик. Мы стремимся к лучшему, и стандартизация нам очень помогает.
Не могу не обратить внимание на важность использования современных диагностических методов в хирургической стоматологии. Это трёхмерная дентальная компьютерная томография, 3D-планирование операций и дальнейшего лечения, в том числе междисциплинарного.
Мы создаем трёхмерную модель не ради красивой картинки для пациентов. У них совсем другое представление о лечении, взятое из рекламы и консультаций в других клиниках. На пальцах невозможно объяснить, почему нужно действовать иначе. Поэтому мы внедрили методику планирования, которая позволяет использовать трёхмерные шаблоны позиционирования импланта.
Во-первых, они облегчают работу врачу и повышают точность. Но главное — они дают возможность наглядно показать пациенту, что мы будем делать, и объяснить, почему план лечения именно такой. Почему именно костная пластика, почему нужна такая методика. Визуализация позволяет настроить пациента на хороший, позитивный лад.
Начинать работу можно только тогда, когда пациент не просто доверяет врачу, а хочет лечиться именно у этого врача. И это не только хирургии касается. Когда я читал курс для стоматологов, говорил, что есть врач, пациент и проблема. Нас трое, и победить мы можем только два против одного.
В сети наших клиник основные составляющие качественного лечения уже есть. Возникают какие-то нюансы, которые в процессе отшлифовываются коллективно и индивидуально, но система уже работает, и за последний год это стало особенно хорошо видно. Конечно, стремиться к лучшему нужно всегда. Конечно, современные технологии недешёвые. Но чем качественнее мы будем работать, тем быстрее они к нам придут.
— Вы сказали, что пациенты часто представляют себе лечение как-то иначе. Что именно они иначе представляют?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Буквально всё. Пациент идёт в какую-то клинику перед нами, там ему говорят: «Приходи, и мы тебе поставим имплант». Поставить имплант — это просверлить кость, вкрутить «шуруп», всё вроде бы просто. Но есть же анамнез, и даже в простых случаях, когда отсутствует всего один зуб, существует множество нюансов, которые квалифицированный врач должен видеть фактически слёту.
Пациент же не читает медицинскую литературу. Он берёт информацию из интернета, и она достаточно часто искажена. Вот для этого и нужно средство визуализации. Показываешь пациенту трёхмерные проекции и объясняешь, что так, как вам сказали или вы где-то прочитали, сделать не получится, будет нарушена эстетика либо функция.
Есть отдельная категория пациентов, которые никому не верят. Их, конечно, мало, но если совсем сложный случай, надо уметь либо убедить пациента и настроить на совместную работу, либо отказаться от проведения лечения.
Если мы понимаем, что нет контакта при том полном инструменте, который мы используем и который понятен большинству людей, если даже на этапе восприятия и обсуждения плана лечения возникают такие проблемы, то дальше будет только тяжелее.
— Бывают пациенты, которые, наоборот, говорят: «Ничего не говорите, мне страшно, ничего не хочу видеть»?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Есть и такие. Но мы же показываем не кровавые слайды — это примерные картинки, как в мультике. И после я пациентам задаю вопрос: «Вы точно всё поняли, есть ли вопросы?» Если я вижу, что есть недопонимание, ещё раз информацию повторяю. Потому что пациент должен понимать смысл работы: почему это займёт не месяц, как ему обещали, а, например, год.
Я понимаю, что зубы все хотят ещё «вчера». Я говорю: «Сколько вы шли к текущему состоянию зубов? — Лет десять. — Ну! А мы всё вернём за год. В десять раз быстрее, чем вы теряли зубы».
Так мы получаем хорошие результаты, с использованием технологий и запланированные в сотрудничестве с пациентом.
— Вам нравится учить новых специалистов, совсем молодых?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Я большую часть своей рабочей жизни провёл в обучении, читал достаточно серьёзные курсы для опытных врачей. Так как на мне лежит ответственность и право выбора вновь поступающих специалистов во всю сеть, я ещё на этапе резюме понимаю, с кем хочу иметь дело, а с кем нет. Если у человека нет хотя бы базовых знаний, тратить на него время нецелесообразно. Врачи, которые остаются у нас работать, имеют базу знаний, из которой легко лепить профессионала. И этим я, конечно, занимаюсь с удовольствием, потому что это моё, моя стезя.
— Вы сразу пришли в хирургию?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Да, я пришёл в хирургию сразу, но в моё время имплантацией в России занимались всего несколько докторов официально: до 1987 года она была под негласным запретом. Я достаточно быстро переориентировался на эстетическую ортопедию, но и хирургию не бросал. Лет через восемь у меня появился доступ к имплантации — можно сказать, в первых рядах. Совпали время, место и события. Потому так и сложилось, что база и задел у меня очень наполненные. Технологии меняются, но база остаётся.
— Почему имплантация была «запрещена»?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Считалось, что этот метод не работает. На самом деле имплантацией занимались на свой страх и риск. Был в Прибалтике один специалист. То, чем он занимался, дало очень много фундаментальных наработок, и их до сих пор используют. А когда уже стали делать имплантацию повсеместно, мы были одними из первых в стране, и нас было по пальцам рук пересчитать.
— Чем занимается главный специалист по хирургии сети клиник «Юнидент»?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Прежде всего работа заключается во внедрении алгоритмов по протоколу и стандартизации (в хорошем смысле слова). Нужно не только определить обязанности и правила для врача-хирурга, но и вывести всех на один уровень. Сторонние стоматологи, которые придерживаются принципа «я буду работать как хочу», показывают худшее качество по сравнению с теми, кто принимает наши стандарты. У врача должны быть не только базовые знания — он должен иметь возможность дискуссии с коллегами. Внутри нашей сети некоторые вещи делаются иначе — разумеется, не нарушая самой технологии, не причиняя вреда пациенту и не умаляя качеств врача.
Также я занимаюсь продвижением и развитием основного направления — челюстно-лицевой хирургии. На базе нашей клиники на Чистых прудах есть целое отделение с возможностью манипуляций под седацией. И многие врачи сегодня сталкиваются со сложными пациентами по клинической ситуации, по объёмам работ, по общему здоровью, которым без седации просто невозможно качественно и безопасно проводить лечение. Но базовые знания, которые нам дают в институте, содержат мало информации, и это не позволяет массово проводить операции под седацией. Способы общего обезболивания (анестезии) проходят в институте поверхностно. А как она работает в реальной практике, многие стоматологи не знают. Или знают, что наркоз и седацию делают в больницах, что такое показание у пары пациентов в год, которые очень боятся процедуры. Наши хирурги имеют большой опыт манипуляций под седацией и постоянно совершенствуют свои навыки.
В некоторых странах седацию предоставляет обычный врач-стоматолог, он не должен быть анестезиологом. А у нас — собственный анестезиолог, и только один этот фактор минимум в два раза ускоряет работу.
Ты не отвлекаешься на состояние пациента, потому что есть специалист, который его контролирует согласно поставленным задачам. Может быть поглубже седация, когда пациент спит, может быть поверхностная, когда он не спит, но не реагирует на вмешательство. И опытный анестезиолог чувствует, знает задачу врача.
— Это снова о командной работе!
Игорь Алексеевич Аверьянов: Конечно. С нашим анестезиологом мы работаем с 2005 года. Если сейчас взять нового анестезиолога, даже очень хорошего, но, например, из общей хирургии, его только полгода переучивать. И если он опытный, будет противиться, потому что он же профессионал, он привык работать именно так и не хочет иначе. Это тоже задача главного специалиста хирургического направления.
— Есть ли у вас какие-нибудь профессиональные приметы?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Каких-то особых нет, но единственное, что я точно не делаю, — никогда не заполняю в истории болезни ход операции, пока не закончил приём пациента и не отпустил его домой. Это касается даже удаления зубов. Иначе точно всё пойдёт наперекосяк.
— А шапочка любимая у вас есть? Многие стоматологи не меняют этот аксессуар годами.
Игорь Алексеевич Аверьянов: Да, раньше была, чёрная. Сам покрасил в чёрный цвет, как джинсы красили. Меня даже из мединститута выгоняли: как это, пришёл в чёрной шапочке?
— Есть пациенты, которые очень боятся седации. Как их переубедить?
Игорь Алексеевич Аверьянов: В большей степени информацию доносит анестезиолог. Я лишь объясняю, что седация — это современный вид общего обезболивания, который позволяет убрать дискомфорт, в том числе позиционный, так как операции бывают длительными. Очень сложно находиться в одной позе в кресле — даже с абсолютно здоровой спиной.
Седация — это введение седативных препаратов, лёгких снотворных. Во многих странах достаточно получить медобразование, чтобы применять эти препараты. Они вводятся в микродозах и не вызывают интоксикации.
Токсичность современных местных анестетиков в несколько раз меньше, чем токсичность новокаина, который главенствовал в стоматологии буквально 15–20 лет назад. Не аллергичность, а именно токсичность — то, как препарат действует на нашу печень, на организм в целом.
Применение седативных препаратов так меняет метаболизм во время операции, что современные анестетики можно вводить при операционной необходимости в достаточно большом количестве. Период полувыведения препарата — около 23 минут, он не накапливается за время продолжительной операции под седацией и компенсируется введением внутривенных растворов через систему с седативными препаратами.
Достаточно увидеть пациента, чтобы принять решение, что его нужно лечить под седацией. Когда у пациента сложная соматика или он, например, гипертоник, лучше не рисковать. Стресс провоцирует гипертонический криз, а это состояние, угрожающее жизни.
Есть пациенты с сильным рвотным рефлексом. Бывают случаи, когда даже снять слепок или провести лечение дальних зубов без седации невозможно. Если пациент находится в сознании и приходится широко открывать рот, естественный ответ мышц — его закрыть. Челюсть не откроется настолько, чтобы врач смог добраться до нужного места.
Есть пациенты, у которых болевой порог снижен, местная анестезия при сложных удалениях или лечениях не даёт эффекта, и возникает болевой синдром. Этого допускать нельзя: любой болевой синдром, даже небольшой, вызывает ухудшение регенерации, и мы получаем худший результат. Не говоря о критических состояниях, которые он может вызвать.
В общем, мне незачем навязывать седацию. Просто я понимаю, что будет комфортно мне и пациенту, заживление будет проходить на порядок быстрее. Допустим, нужно вылечить десять зубов. Если хорошо подготовиться всей командой (включая и ассистентов врача), под седацией можно всё сделать за один раз.
Седация повышает качество и точность лечения, снижает риск возникновения интраоперационных и постоперационных осложнений. Это совершенно другая стоматологическая высота.
Поэтому я и говорю о доверии. Если врач рекомендует — значит, надо соглашаться. Недорого, безопасно и можно делать многократно, в отличие от наркоза.
Сейчас получить лицензию на седацию практически невозможно. У нас одна из немногих стоматологических клиник, которая не только имеет лицензию на седацию и наркоз, но ещё и на круглосуточный стационар, полноценное челюстно-лицевое отделение.
— Отвлечёмся от медицины. Клиника находится в старинном особняке в Бобровом переулке. Для вас это ценно?
Игорь Алексеевич Аверьянов: Да, я горжусь нашим местом. Это старая Москва, здесь другой совершенно дух, я это чувствую спинным мозгом. В своё время приезжал в Москву на поезде в 5:30 утра и гулял по старым улочкам, чувствовал город, напитывался его энергией. Теперь сам живу в центре Москвы и знаю места, где совершенно другая аура.
Особенно важно, что удалось сохранить здание в таком виде. У нас достаточный объём самой клиники: два этажа, очень комфортное самостоятельное отделение. Здесь очень большой задел для развития, и мы этим занимаемся.
— Сколько лет вы работаете в компании?
Игорь Алексеевич Аверьянов: В 2013 году был небольшой опыт работы здесь врачом-хирургом. В 2020 году мне было предложено вернуться уже в формате главного специалиста, но пандемия помешала. Получилось это осуществить только с ноября 2021 года. Но с коллегами, такими же главными специалистами по остальным направлениям, мы друг друга знаем около 20 лет — пересекались, работали вместе. Даже если бы и не пересекались, мы настолько одних взглядов, что, считайте, одна команда уже давно. И можно говорить про наш совместный опыт, который разделяется в том числе и на каждую из специальностей, следующее: он очень большой.
Я выбрал «Юнидент», потому что здесь огромный ресурс — материально-технический, экономический, человеческий.
И на мой взгляд, он не реализован до конца. Участие в развитии сети мне очень интересно, я вижу для себя новые пути развития. У меня есть желание и возможность предложить для развития компании то, что я знаю и умею.
Конечно, этот процесс непростой, но вектор изменений, которые происходят в компании сегодня, меня очень радует. Последние годы я работал в небольших стоматологических клиниках, которые тоже были всем обеспечены. Но там не было таких масштабов возможностей — как для специалиста в частности, так и для всей клиники в целом. И когда появилась возможность встряхнуть всё то, что во мне застоялось, я с радостью откликнулся. Чувствую, как стал меняться: вместе с компанией идёт и личное развитие.
